Остров АзерАиды [Азер и Аида. Сотвори себе остров| - Гюльшан Лятифхан

внутренне возликовала, радуясь, что живу в другое время... Хотя Азер всегда называл меня амазонкой, я себя такою не считала, потому что при всѐм моѐм уважении к моим отважным прародительницам, я бы не хотела жить вдали от Азера и бросать его у подножия горы возделывать землю, в то время как сама должна была охотиться на диких зверей высоко в горах – обезображенно-одногрудая, вооружѐнная луком и тетивой... Нет, амазонка из меня определѐнно не получилась бы, к тому же неизвестно, захотели ли бы сами амазонки вести подобный образ жизни, встреть они такого писаного красавца, как Азер...

1. Муэллим – букв.: учитель. Почтительное обращение к педагогу и вообще к уважаемому человеку.

 

Глава 45

 

Я с жаром пересказывала Азеру те сведения, которые черпала в гимназии. Гордясь тем, что первобытное искусство на скалах Гобустана и Гямигая – доказательство высокоразвитой цивилизации, жившей на территории нашей родины, я рассказывала ему все, что узнала от своих учителей. Особенно меня впечатлило то, что сюжет библейской легенды о всемирном потопе и Ноевом ковчеге изображен последовательными сценками на скале Гямигая, название которой в переводе с азербайджанского означает «Скала-корабль», и среди них есть даже портрет самого Ноя! Преподаватели предлагали нам искать подтверждения полученным сведениям в ряде источников, и мы поражались, открывая для себя восхитительные эпосы других народов, такие, как эпос о Гильгамеше.

- Посмотри, какое значение в мировой культуре играет наша местность Нахчыван, окрещѐнная в советское время Нахичеванью! Ведь название Нахчыван восходит к имени Ноя, ибо в тюркском варианте Ной именуется Нухом, а Нахчыван изначально назывался «Нухчу Бан», то есть вершина Ноя! Представляешь, именно на этой территории азербайджанской земли Ноев ковчег нашѐл пристанище, обретя там долгожданную сушу, - увлечѐнно сообщала я. - А мы об этом скромно молчим, в то время как армяне, искусные фальсификаторы истории, пытаются представить, что они имеют к этому какое-то отношение.

Оставаясь большей частью безучастным к моим научным изливаниям, Азер, оживал лишь при упоминании об армянах, и начинал переспрашивать меня о только что услышанном.

- Нет, я так больше не могу, - и он начинал нервно вышагивать по комнате.

Видя его нервозность, Ругия-нэнэ ходила за ним по пятам, пытаясь как-то отвлечь и предлагая накормить его своими кулинарными шедеврами. Но Азер, хотя и слыл гурманом, оставался безучастным, он потерял интерес к обычным человеческим радостям. Что-то терзало его, какие-то мысли не давали ему покоя, но он предпочитал не вводить меня в курс дела, страдая в одиночестве.

- Что-то с тобой происходит? Поделись со мной, - пытала его я.

- Не забивай свою хорошенькую головку всякой всячиной! – говорил он. – Готовься к вступительным экзаменам, это сейчас главное.

А я и готовилась, усердно грызя гранит науки. По мере того, как приближалась пора экзаменов, всѐ более неспокойным становился Азер, и всѐ уверенней становилась я. Единственное, что отравляло мне жизнь, так это то, что мы не сдержали данного маме обещания ежегодно выезжать в Турцию.

- Мы повторим наш отдых на следующий год, - уверенно сказал папа, прощаясь с мамой. – Я закажу путѐвки, и мы поедем отдыхать в Испанию или в Грецию.

- Нет, нет, - поспешно ответила мама. – Пожалуйста, только в Турцию... Заметив наш удивлѐнный взгляд, она потупила глаза:

- Здесь всѐ напоминает мне родину: и люди, и места, и еда, и язык...

- Ничего нет проще! – с готовностью отозвался расчувствовавшийся отец. – Мы объездим всю Турцию – на следующий год мы поедем в Аланию, а потом в Бодрум, Мармарис...

Но на следующий год у него родился очередной наследник, мой брат Гусейн, названный в честь моего умершего дяди по отцу и похожий на моего отца, как две капли воды, а ещѐ через год мне предстояли вступительные экзамены. Встреча с мамой всѐ затягивалась...

 

Глава 46

 

В последнее время Азер, получающий образование на одном из самых престижных факультетов – на факультете международных отношений, стал пропадать в библиотеках, появляясь оттуда с фотокопиями цитат и исследований учѐных с мировым именем... об армянах.

- Зачем тебе всѐ это? – недоумевала я.

- Понимаешь, армяне, ловко устроившись на наших землях с помощью политических интриг и сумятицы в связи с развалом Союза, торжествуют, как будто эта «победа» досталась им ценою ратных подвигов. Наши же, наоборот, сникли, словно беспомощные младенцы...

Поэтому, в стране, освященной подвигами своих героев, таких, как Бабек, Кѐроглы, Гачаг Наби, Керем; на земле, которая родила великих Низами, Физули, Насими, и двадцать пять процентов территории которой сегодня топчет захватчик, не погнушавшийся никакими средствами, чтобы добиться своей цели, просто необходимо распространять информацию о том, что на самом деле представляет собой враг. Информацию от людей, которых никак не обвинишь в необъективности или предвзятости. Азер процитировал слова Пушкина, которые русский поэт вложил в уста старого горца: «Ты трус, ты раб, ты армянин!»

Я ужасалась вместе с Азером, когда он читал вслух записки известного французского путешественника графа де Шоле: «невзирая на огромное сострадание, которое порождали во мне их бедность и их мучения, мне никогда не удавалось привязаться к армянам, так отвратительно их плутовство, так постыдна их низость и возмутительна их подлость».

- Послушай только, что пишет немецкий путешественник Альфред Кѐрте в своих «Анатолийских эскизах», посвящѐнных им известному германскому деятелю в Турции, Кольмару фон-дер Гольцу, - запальчиво продолжал мой неутомимый кузен. - Он пишет: «Почти каждый, кто в этих провинциях соприкасается с ядром народа, научается уважать и любить турков, низко ставить греков и ненавидеть и презирать армян... Везде оправдывается пословица, что грек обманет двух евреев, а армянин двух греков».

Я удивлѐнно качала головой, а Азер продолжал поражать меня новыми откровениями про армян.

- А вот ещѐ слова одного крупного подрядчика из Эски-Шехир: «Когда я уславливаюсь относительно дела с турком, то обхожусь без письменного контракта, - ибо его слова достаточно. С греком или иным левантийцем я заключаю письменное условие, ибо с ними это нужно и полезно; с армянами же я и на письме никаких дел не веду, потому что от их лживости и интриг не ограждает даже письменное условие»,